Во время ликвидации последствий чернобыльской катастрофы Борис Грушко был начальником химической службы и службы радиационной безопасности Оперативной авиационной группы Киевского военного округа. Сорок суток тяжелейшей командировки, 16 полётов на смертельный реактор и один неучтённый полёт – это когда ему, уже переодевшемуся в повседневную форму, пришлось по приказу командующего снова лететь на реактор, чтобы ввести в курс дела своего сменщика.
Последние девять лет наш герой возглавляет тверское отделение Союза «Чернобыль». В годовщину катастрофы он дал эксклюзивное интервью «АиФ в Твери».
До скончания времён
Денис Кузнецов, tver.aif.ru: Борис Моисеевич, год назад вы сказали нашему еженедельнику: «Саркофаг над четвёртым реактором Чернобыльской АЭС может взорваться». Что вы имели в виду?
Борис Грушко: Если поставить на газовую горелку герметичный чайник с водой, то избыточная энергия в какой-то момент разорвёт его. То же самое с саркофагом, в котором похоронены тонны урана. Неуправляемый ядерный распад там продолжается. Если не отводить оттуда энергию и не обслуживать объект, взрыв неминуем. А учитывая ситуацию на Украине сегодня, риск очень велик.
Срок службы саркофага, возведённого в 1986 году, был 30 лет, по его истечении атомщики возвели новый поверх старого. Так придётся делать вечно, если наука не придумает способов ускорить или обратить ядерную реакцию. Судите сами: период полураспада урана-238 составляет 4,5 миллиарда лет; за это время масса его вещества уменьшится лишь вполовину. Полураспад плутония-239 будет продолжаться более 29 тысяч лет. Сколько там осталось активного вещества – неизвестно. По меркам Его Величества Времени, история катастрофы только-только началась.
– Безопасность ядерных объектов вновь тревожит людей во всём мире. Что думаете об этом вы – человек, прошедший ядерное пекло?
– На мой взгляд, в ядерной энергетике всё в порядке с технической точки зрения: идёт серьёзнейший контроль со стороны МАГАТЭ, внедрены жесточайшие стандарты безопасности, любое отклонение от нормы немедленно пресекается автоматикой. Но считать отрасль безопасной мне не позволяет человеческое поведение. Страшнее всего фанатики: они не остановятся ни перед чем, даже перед терактом. Кроме того, на Земле участились штормы, извержения вулканов, разрушительные землетрясения – здесь человечеству надо бы подумать, как обеспечить безопасность ядерных объектов.
Три истории
– Расскажите нам то, что вы ещё никому публично не рассказывали о Чернобыле, потому что было нельзя. Но теперь ведь можно?
– Да, такие истории есть у каждого ликвидатора. Расскажу три.
История первая. В июле 1986 года на аэродроме Чернигов, где базировалась часть оперативной группы (вертолеты Ми-6 и Ми-26), обнаружили радиоактивный дюралевый конус, который в мае опускали на тросе в реактор, а после выполнения задачи оставили в черте аэродрома – он и «светил» свыше 1,5 тысячи миллирентген в час. При этом сам аэродром был чистым. Кстати, тот вертолёт пилотировал настоящий ас: полковник Волкозуб. Он мог поднять и посадить машину, не расплескав полную чашку с кофе в салоне. Всё это время зараженный конус пролежал на аэродроме, пока его случайно не обнаружили и не отправили в могильник.
Вторая история. Меня вызвали в оперативный штаб Минобороны, находившийся в Припяти. Прилетаю на площадку и жду машину, чтобы добраться до штаба. И вдруг вижу: со стороны реактора на огромной скорости несётся автомобиль. В 30-километровой зоне было запрещено передвигаться с такой скоростью, чтобы не поднимать радиоактивную пыль. А этот нёсся – пыль столбом, словно убегал от кого-то. Останавливаю, за рулём солдат. Заглядываю в кузов – там лежит автомобильный двигатель. Естественно, фонящий. Оказывается, солдаты сняли его с санитарной машины и, судя по всему, везли продавать или передавать кому-то. Этот двигатель мог в итоге оказаться в любой точке нашей страны, продолжая излучать и заражать людей. Двигатель был возвращён на площадку зараженной техники, в могильник.
Третья история. Экипажи вертолётов готовились к выполнению задач на день, как вдруг подъезжает кавалькада чёрных «Волг» и оттуда выходят члены Государственной комиссии во главе с заместителем Председателя Правительства СССР – председателем Государственной комиссии. Не помню уже, кто именно это был: то ли товарищ Гусев, то ли товарищ Ведерников – они там менялись. Комиссия решала судьбу антенного поля и приехала, чтобы осмотреть с воздуха все объекты. Нарушив все лётные каноны, убрав летчика-штурмана (правого лётчика) с его рабочего места, председатель сел сам и приказал командиру экипажа взлетать в зону разрушенного блока. Командир вертолёта побоялся его ослушаться: ведь если бы он не выполнил требование, то всего один звонок министру обороны или Главкому – и «бедный» капитан в лучшем случае был бы уволен, а в худшем...
Безвестный герой
– Как набирали людей в ту страшную командировку?
– Военных перебрасывали в служебном порядке. Я служил в отдельном гвардейском вертолётном полку, базировавшемся в городе Александрия Кировоградской области, и попал в «зону» позднее своего полка, так как учился в военной академии и находился на сессии в Москве. Причём, сразу на высокую командную должность, так как двое предыдущих моих коллег уже были «выбиты» из строя. А в гражданском секторе объявили мобилизацию резервистов – людей, отслуживших срочную службу, уволенных в запас и периодически призывавшихся на военные сборы. В народе таких называли «партизанами». Ещё была разнарядка по министерствам и ведомствам: тогда формировались большие колонны транспорта и требовалось много водителей.
– Вы – офицер радиационной безопасности и хорошо понимали, что такое радиация. Было ли страшно?
– Было. Когда впервые полетел на реактор, вокруг была полная тишина: ни свиста пуль, ни взрывов, ни шума ветра – ничего. А приборы зашкаливали. Многим было страшно. Некоторые даже отказывались выполнять поставленные задачи, но таких было мало.
В основном люди совершали героические поступки. Помню одного учёного, который привёз своего радиоуправляемого робота. Его мы установили на крышу 4-го блока, и он собирал там радиоактивные осколки, каждый тысячи рентген в час! Находиться рядом было очень опасно. До него там работали немецкие роботы, но их заклинило. Через некоторое время и этого робота также заклинило. Тогда учёный попросил нас: «Снимите его с крыши, мне нужно разобраться, почему он отказал». Я отвечаю, что лучевая болезнь у него начнётся ещё до того, как он приступит к осмотру, но он настаивал. Мы взлетели, зависли над крышей 4-го блока, сбросив ему трос, он сам выскочил на крышу, зацепил робота, затем мы сбросили этот груз на площадку вблизи реактора. Учёный и его товарищ подъехали туда на грузовике, погрузили робота и увезли разбираться, что же всё-таки произошло. Да! Это Герои!!! Потому что они – как врачи, испытывающие вакцину на себе.
– Сделайте «моментальный снимок» дня в зоне поражения: что запомнилось?
– У меня перед глазами день, когда над реактором пытались водрузить первый саркофаг. Сначала-то реактор планировали не бетонировать, а накрыть «лёгкой» конструкцией. Привезли огромный купол (мы называли его «цирк шапито» за похожие очертания), начали опускать вертолётом, а он сорвался и рассыпался на части. После этого решили бетонировать. На проект работали два огромных цементных завода, целая дивизия военнослужащих и тысячи гражданских специалистов и строителей.
Невыученный урок
– Смотрели ли вы английский сериал «Чернобыль? Можно ли считать его «кинокнигой» о событиях 1986 года?
– Смотрел. Кино хорошее, но там много вымысла. В одном из эпизодов шахтёры, раздевшись догола, копали тоннель, их бригадир подошёл к министру и хлопнул его по плечу. Такого не могло быть: не позволял менталитет советского человека. В фильме офицер госбезопасности застрелил корову (которая находилась на заражённой территории), но показано было грубо. Я бы рекомендовал молодым посмотреть этот сериал, тогда они лучше поймут, сколько ещё придётся всем нам заплатить за людскую халатность и беспечность.
– Все ли тверские ликвидаторы имеют льготы?
– Все, хотя проблем с их получением было немало. Мы прошли более 500 судов, защищая интересы чернобыльцев. Даже сегодня бывают случаи, когда интересы приходится отстаивать в суде.
– Какой главный урок нам преподнесло 26 апреля 1986 года?
– Атом, даже мирный, – это не только мощный источник энергии, но и оружие массового поражения. С ним шутки плохи. А это значит – ответственность, ответственность и снова ответственность. Нельзя проводить непродуманных экспериментов, даже имея благую цель. Именно такие эксперименты, проводившиеся на АЭС, привели к катастрофе.
Всю свою армейскую жизнь я занимался защитой мира людей от оружия массового поражения: ядерного, химического, биологического и т.д. Судя по тому, что происходит в этом мире, человечество не сделало выводов из чернобыльской трагедии. У всех в глазах только доллар. Так быть не должно.
Досье
Борис Грушко. Родился 7 декабря 1950 года в городе Енакиево Донецкой области Украинской ССР. Окончил среднюю школу в Горловке, учился на металлурга в Донецком политехническом институте, который не закончил. Выпускник Костромского высшего военно-командного училища химзащиты и Военной академии химзащиты им. Тимошенко. С 2013 года – бессменный руководитель Тверского областного Союза «Чернобыль» Женат, есть двое сыновей, дочь и пятеро внуков.
