26 апреля 1986 года на чернобыльской АЭС произошла крупнейшая в истории атомной энергетики авария, разделившая нашу жизнь на «до» и «после». Последствия катастрофы окончательно удастся ликвидировать лишь через несколько тысячелетий. Именно столько времени будет распадаться 192 тонны урана, собранные и похороненные ликвидаторами под саркофагом.
Приборы зашкаливали
Вместе со всей страной тысячи жителей Калининской области участвовали в ликвидации чудовищного взрыва. По официальным данным, наших там было 2752 человека. Многие получили тяжёлые дозы облучения: за прошедшие годы скончались около 900 тверских ликвидаторов. Остальные здравствуют и давно приспособились жить с тем, что невозможно забыть.
Председателя тверского отделения «Союза Чернобыль» Бориса Грушко известие об аварии застало в Академии химзащиты имени Тимошенко, где он, 34-летний начальник химической службы отдельного гвардейского вертолётного полка, сдавал сессию. Уже на следующий день все его товарищи-вертолётчики вылетели в Чернобыль. Грушко прибыл на АЭС 30 июня и находился там 40 суток – больше было нельзя. Условия для работы адские. Например, некоторые «светящиеся» радиоактивные элементы излучали по 8–9 тысяч рентген в час. Это около 2,5 рентгена в секунду. Минута – и человек «схватил» 150 рентген. Для сравнения: лучевая болезнь начинается при дозе в 120 рентген.
«Прибыв, я возглавил службу радиационной безопасности авиации Киевского военного округа, – рассказал нам Борис Моисеевич. – Мой первый вылет был уже 1 июля. Тогда ещё не было никакого саркофага, только жерло разрушенного реактора. Ощущения странные: ничего не происходит, а приборы зашкаливают. Помню, как я организовывал первые радиационные могильники и ставил на крышу третьего энергоблока роботов, которые должны были убирать радиоактивный мусор, сбрасывать его вниз. Но из-за радиации у них перегорали электрические схемы».
Кроме того, Грушко вылетал на фотосъёмку: его вертолёт должен был зависнуть над фонящими кусками радиоактивного мусора, а пилот – сфотографировать и доставить информацию командованию. На основе этих данных ликвидаторы сбрасывали обломки прямо в разрушенный энергоблок, над которым впоследствии возвели саркофаг. А ещё была операция «бочка»: учёные набили приборами контейнер, а вертолёт Грушко должен был на пять минут зависнуть с ним над реактором, чтобы снять показания: специалистам нужно было знать достоверно, каково излучение. Именно во время «бочки» Борис Грушко получил свою максимальную дозу облучения. «Могу сказать, что почти все вертолёты и тогдашние вертолётчики СССР прошли через Чернобыль», – отметил он.
Замглавы тверского «Союза Чернобыль» Юрий Фёдоров, бывший тогда инструктором политотдела 26-й бригады войск химзащиты, работал на объекте почти два месяца: зимой 1986–1987 годов. В его задачу входила дезактивация территории: он и его товарищи проливали тоннами мыльного раствора каждый квадратный сантиметр территории станции и вокруг неё. Бригада стояла лагерем в трёх километрах от границы 30-километровой зоны отчуждения. Каждое утро они садились в «чистые» грузовики, доезжали до зоны, там пересаживались на загрязнённые радиацией машины и ехали на место аварии. Работали с восьми утра до половины шестого вечера. Набрав «дозу», он и его товарищи возвращались на родину. Тогда было правило: как только ликвидатор набирал 25 рентген, его отправляли домой, поэтому кадровый состав менялся очень часто. Сама дезактивация продолжалась до конца 1990 года.
Людей недооценил
Кстати
На фотографиях ликвидаторы работают в кимрских респираторах и в масках. Средства защиты называли «лепесток». Тогда считалось, что они помогают защищаться от радиации.
Денис Кузнецов
