УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ!
В этом году мы открыли в нашем еженедельнике новую рубрику "Судьбы Победы". Есть история официальная - мы знаем её по учебникам, хорошим фильмам и литературным произведениям. А есть история -своя, личная. Это то, как воевал дед, как мама помогала раненым солдатам, как ребёнок прятался от бомб и ждал краюшку хлеба... Это пожелтевшие солдатские "треугольники", приходившие с фронта. Как много семей, где их до сих пор бережно хранят, чтобы передать внукам и правнукам!
Мы предложили нашим читателям рассказать свои военные истории. Поделиться самым сокровенным: своими воспоминаниями, личными впечатлениями, какими бы они ни были. В "Аргументы и Факты в Твери" уже при.шли десятки писем. Читая некоторые из них, мы плакали. Трудно даже представить, что пришлось пережить людям. Война как будто стала ближе для нас и всей нашей читательской аудитории. В ваших строчках - то, что переживали наши земляки, тверичане, верхневолжцы. Зверства фашистов, страх, голод, нищета... И радость Победы. Всё это словно оживает вновь.
Наша рубрика не заканчивается 9 Мая. В год 70-летия со дня освобождения Родины от немецко-фашистских захватчиков мы будем регулярно публиковать ваши воспоминания на наших страницах. Присылайте письма по адресу: 170008, Тверь, ул. Озёрная, 11а, "АиФ в Твери" (с пометкой "Судьбы По беды"). Звоните по тел. (4822) 33-92-80, и мы запишем рассказы с ваших слов Ваши истории можно отправлять и в наши группы в социальных сетях: ВКонтакте,"Одноклассниках" и "Фейсбуке" ("Аргументы и Факты в Твери"), а также на e-mail: tatyana.nedelkina@ tver.aif.ru.
Из восьми - вернулись двое
В нашей семье на фронт ушли восемь человек, а вернулись только двое. Мой отец, Николай Осипович Цветков, два его брата, два маминых брата и мой старший брат Иван отдали жизни за свободу и независимость нашей Родины. Нам неизвестно, при каких обстоятельствах и где они все погибли. Где их могилы, да и есть ли они? Мы получали лишь извещения "пропал без вести". Очень надеялись на чудо, что всё-таки живы наши дорогие люди...
Мне не было и четырёх лет, запомнил их плохо - отца и брата. Папа ушёл на фронт вслед за старшим сыном и уже в августе или сентябре 1941 года пропал без вести. Вот что он успел написать: "Едем эшелоном к Гомелю. Стоим на станции Яхта, всё время идут налёты вражеской авиации на эшелон...". По словам бабушки, мама, узнав о вероятной гибели отца, упала без чувств. Кроме Ивана, ушедшего на войну, у неё осталось ещё четверо сыновей, включая меня.
Мой брат Иван... Его призвал Спировский райвоенкомат почти сразу после начала войны, 13 июля. Согласно архивным записям, до октября он командовал отделением разведки в 33-й армии. Был ранен, до января 1942 года лежал в госпитале в Уральске. После учился на офицерских курсах воздушно-десантных войск, командовал взводом и ротой. В сентябре 1943-го Иван Цветков, командир взвода отдельной разведроты 5-й воздушно-десантной бригады Воронежского фронта, десантировался в тыл немцев для создания плацдарма нашей армии за Днепр в районе Канев-Черкассы.
Много лет назад я переписывался с однополчанами брата, но никто так и не смог рассказать, где тот погиб точно. Но мы, живые родственники, мои дети и внуки, правнуки гордимся им! Вот несколько строк из письма Ивана маме с фронта: "...вчера вечером от вас получил письмо, за которое, дорогая мама, большое спасибо. В письме получил вашу фотографию, на которую никак не нагляжусь, ведь уже год не видал ни отца, ни мать. Мама, вы сообщаете, что получили 300 рублей, мною посланных, но больше пока помочь не могу, так как израсходовал на нужды. Купил часы ручные, потом кое-что из одежды. Дорогая мама, живём пока хорошо, но в скором будущем поедем на фронт, защищать родные земли, Украину, Юг и Северный Кавказ...". И уехал наш Иван. Защищая Украину, он сложил свою голову.
Геннадий Цветков, дер. Пантелеево, Калининский р-н
На войне был ад
"В 1940 году меня призвали в армию, оттуда я попал на фронт. Сначала был солдатом-разведчиком, потом лейтенантом артиллерии. Потянулись страшные военные месяцы: битва под Москвой, разрушенные до основания советские города. Бои на Волховском фронте, участие в Синявинской наступательной операции, прорыв блокады Ленинграда, Курская битва, форсирование Днепра, Кишенёвская, Львовско-Сандомирская, Карпатско-Дуклинская операции и, наконец, Берлин... Я был участником всех этих битв, закончил войну под Прагой. Не знаю, как мне удалось выжить, почему меня пощадила судьба.
Для меня война - в словах поэта Юлии Друниной: Я столько раз видала рукопашный. Раз наяву. И тысячу - во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне.
Возможно, были те, кто не признавал страха или старался его не показывать. Но нельзя винить тех, кто боялся. Пережитый ад не укладывается в голове до сих пор! Помню, был у нас командир полка. Как только начинался авиационный обстрел, он как будто терял рассудок, поднимался и бежал в безумии. Его приходилось буквально валить с ног и держать, пока не станет тихо. Вскоре он приходил в себя и мог вновь принимать решения. Многим из нас было по 19-20 лет... Они все перед глазами, мои товарищи. Ещё ничего не знали о жизни, робели перед девушками, но отчаянно шли в бой. Я благодарен им за жизнь и мир.
После войны я окончил артиллерийскую академию. В 1957 году переехал в Калинин, работал во 2-м научно-исследовательском институте войск противовоздушной обороны при Министерстве обороны, преподавал в военной академии им. Жукова, 14 лет проработал доцентом Тверского государственного университета. Вышел в отставку в звании полковника. У меня восемь орденов и 27 медалей! В прошлом году стал Почётным гражданином города Твери. Мы, ветераны, помним подвиг советских солдат, помните и вы!" Алексей Агафонов
Отца хранила " полуторка"
" Старшее поколение нашей семьи неохотно вспоминало страшные годы войны, слишком тяжело это было. Великая Отечественная коснулась их всех...
Мой отец, Михаил Трофимович Любимов, родился накануне Октябрьской революции в 1917 году в Бугульме. Мама умерла при родах, выхаживала его 10-летняя сестрёнка Клава. Когда он подрос, сбежал на улицу. Вокруг был хаос, много бездомных детей. Однажды его пожалел какой-то солдат и привёл к военным. Так он стал сыном полка и остался в армии, получил специальность шофёра. С первого дня войны ушёл на фронт, ездил на " полуторке" - так называлась самая популярная грузовая машина. Казалось, она защищает его.
После ранений и госпиталей отец вновь возвращался в ряды солдат. В 1944 году, в Польше, ехал во главе колонны на передислокацию. Началась бомбёжка. Машина -вдребезги. Все, кто там был, погибли, а отца выбросило из кабины. Осколком вырвало мясо всего предплечья до кости. Остался жуткий шрам, который очень пугал нас в детстве. Папа сожалел, что так и не дошёл до Берлина. После войны остался служить, демобилизовался в 1959 году в звании капитана, получил награды.
Ещё один наш солдат - Александр Васильевич Нужный, мамин брат. Худенький, маленький, он очень рвался на войну. В 1941-м ему было 17, но он прибавил год, пришёл в военкомат и попросился в лётное училище. Его пустили. После шести месяцев учёбы уехал на фронт. Всю войну пролетал на своём боевом самолёте, сражаться закончил под Берлином.
Были в нашей семье и пленные. Ольга Илларионовна Нужная, моя бабушка, с младшим 14-летним сыном Митей жила тогда на Донбассе в Артёмовске. Фашисты угнали их в плен. Четыре года, с 1942-го по 1946-й, они работали в Германии у немцев. У первого их хозяина отношение к пленным было хорошее. Они жили в доме, спали на белых простынях, их хорошо кормили, выдали каждому по ложке и вилке (кстати, бабушка пользовалась ими всю жизнь). Но за доброту того немца наказали. На него донесли, ведь жалеть русских было нельзя. Родных передали другой семье. Тут уже с ними обращались как со скотом. Жили в холодном бараке, спали на нарах, кормили плохо. Только в 1946-м папе удалось добиться разрешения для бабушки и Мити вернуться на Родину. Пленных государство возвращало неохотно. Но здесь нас ждал новый удар: однажды Митя пропал. Только через несколько лет после обращений во все инстанции бабушке сообщили, что он был расстрелян за кражу ведра кукурузных початков с поля. Такое вот было время..." Лариса Шипицына, Тверь
Всё равно вам подыхать
В начале войны мы жили в морозовском городке, в 17-й казарме. Мне шёл восьмой год. Мама была ткачихой-стахановкой, участницей первого съезда стахановцев в Кремле. Папа ушёл на фронт. Вскоре город заняли немцы. Нас хотели эвакуировать, но машины, которые должны были нас забрать, не приехали за нами ни в назначенный час, ни много часов спустя. Зато мимо мчались грузовики, заполненные чьей-то мебелью и другим "добром". Мама сказала, что это партийная верхушка убывает в эвакуацию вместе со своим имуществом. Она до конца жизни не могла простить, что "фикусы" кое-кому из власти оказались дороже людей.
Во время оккупации мы с сестрой и другими ребятами отправилась в детский сад напротив дома - взять игрушки. И наткнулись на фашистов. Как потом узнали, там расположился их штаб. Часовой начал стрелять в воздух. Мы бросились наутёк, ускользнули через дыру в заборе. Через какое-то время я гуляла рядом с этим местом. Вдруг из-под снега встал человек в белой маскировочной одежде и начал расспрашивать, где у нас, на Пролетарке, могут находиться немцы и не расположились ли они в наших казармах? Я возьми и скажи: а вот, напротив их штаб! Никогда не забыть мне этого эпизода! Скорей всего, это был наш разведчик. И я, такая маленькая, смогла ему помочь!
К слову, в казармы мы фашистов жить так и не пустили. Было правило: фриц на пороге - подай знак. Можно было, например, громко постучать по кастрюле. Многочисленные обитатели казарм тут же выбегали из комнат и устраивали бедлам: стучали, кричали и визжали. Немцы боялись нас трогать! На одном этаже могло быть по пятьдесят и даже сто комнат. Столько людей! Поэтому мы и выжили в голод, всегда помогая друг другу.
В декабре 1941 года немцы забрали маму. Перед этим предатель Васянко, которого фашисты назначили старостой, на собрании жильцов сказал:"Красной Армии в городе Калинине никогда не бывать!" Мама выступила с протестом. Вечером, когда она пошла за водой, он набросился на неё и начал душить. Она ударила его ведром, и через час её увели. Соседи сразу же сказали мне и сестре бежать к бабушке, потому что нас, как детей коммунистки, могли тоже забрать. Мы побежали, и начался авиационный обстрел. Не знаю, сколько времени пролежали от ужаса в снегу. Наши войска готовились освободить Калинин, поэтому-то маму не успели расстрелять. Её и других пленных держали в подвале магазина на бульваре Радищева, не кормили. Так и говорили: что на вас тратиться, всё равно вам подыхать.
Наш папе после двух ранений посчастливилось вернуться с фронта. Лариса Троицкая, Тверь
"Диковинка" от Жукова
"Во время оккупации наша семья ушла из Калинина в дер. Каблуково к родственникам, подальше от немцев. Тогда там был большой колхоз. Часть жителей деревни подалась в партизаны, другие отправились в более отдалённые сёла, чтобы спастись. Мама идти куда-либо отказалась, т.к. у нас была старенькая бабушка. Она не выдержала бы переезда, а мы не хотели её бросать. Маму за это свои же, партизаны, чуть было не расстреляли: сравнивали с предателями. Но трагедии, к счастью, не случилось.
В холодные месяцы мы из большого, очень просторного дома, переехали к родным в маленький дом. Жили там "гуртом". Уходило меньше дров на отопление, не так тоскливо и страшно тянулись военные дни. Однажды в этом доме появились солдаты. Здесь обосновался временный штаб: деревню заняли наши войска. Нам разрешили пройти, только выяснив, что бабушка - хозяйка. В доме, очевидно, было начальство, такие важные военные. Один из них встал и представился: "Георгий Константинович Жуков". Мне было 12 лет, тогда я не слишком понимала, кто это. Но слова эти врезались в память, не думаю, что что-то путаю. Он стал расспрашивать нас о жизни, об ушедших на фронт, о тяготах и нуждах. Такое уважительное отношение сложно забыть, не часто люди высокого ранга так общались с простыми колхозниками. Бабушка разрешила военным брать запасы из погреба: соленья и заготовки.
Штаб пробыл в деревне три дня. В доме для нас военные оставили гречку, сахар и другие продукты, которые мы до этого видели редко. Особенно мне запомнилось пакетики с какао, величиной со спичечный коробок. Это была для нас настоящая диковинка!" Валентина Мартазова, Тверь
Вместо сотни домов - пепелище
В 1941 году мне было 13, я собиралась пойти в шестой класс. Семья жила в деревне Макарово Ржевского района. Отца сразу же забрали на фронт, маму отправили копать окопы. Помню, что бомбёжка не прекращалась. Уже в октябре немцы полностью оккупировали территорию, а в январе 1942-го, под Рождество, пришли наши. Мы так радовались! В нашем доме разместился штаб дивизии, поэтому за двором стояли укрытые "Катюши". Иногда техника уходила, потом возвращалась. В феврале военные сказали жителям деревни, что всем необходимо уехать. Вот-вот начнутся страшные бои.
Мама, я и два моих брата отправились в другую деревню, а дальше - в эвакуацию. Добрались до Андреаполя, оттуда - на поезде в Пензенскую область. Ехали больше месяца, вагон часто отцепляли и надолго оставляли в тупиках. На некоторых станциях давали обед по справкам эвакуированных. Приехали и до осени 1943 года вместе с другими семьями оставались в этих краях. Работали в колхозе. А потом нам сказали: возвращайтесь, ваш город освободили. И мы вернулись. Ничего не осталось! Из ста домов - четыре полуразрушенных. Большую часть соседей, знакомых мы так больше никогда и не увидели. Что с ними стало - неизвестно.
Голод тех лет не забыть. В месяц на человека давали три килограмма зерна или овса. Весной и летом было проще: ели крапиву и другой подножный корм. Работали не покладая рук: сами вскапывали поля, возили на себе посевной материал. Самые счастливые дни в моей жизни буду помнить вечно - Победа!
Её встречали в поле с бороной, кричали "ура", плакали и смеялись от радости.
Отец вернулся из плена, побыл дома только три дня. Потом его взяли на лесоповал в Максатиху. Там он и умер. Слишком больным и измученным вернулся с войны, не выдержал...
Клавдия Румянцева, д. Клины, Ржевский р-н
Мама прикрывала нас собой
Наша семья жила в городе Белом. Первые воспоминания о войне - это уход отца на фронт и страшные бомбёжки. В одну из них от упавшего снаряда сгорел наш дом. Не осталось ничего. Мама, я - дошкольница и брат, который осенью собирался в первый класс, отправились в деревню Антипино к родным. Мы очень боялись встретиться с немцами и вместе с такими же беженцами спрятались в большом сарае. Парень, который укрылся в другом месте, высмотрел, что недалеко от сарая высадился фашистский десант, и сообщил это нашим войскам. Красноармейцы начали обстрел. Мама прикрывала нас собой. К счастью, один из жителей близлежащей деревни сказал солдатам, что здесь русские, а не немцы. Нам крикнули: "Кто есть в сарае, выходи!" Мы вышли, и военные объяснили, что ещё бы пять минут - и от сарая ничего бы не осталось.
В итоге дошли до деревни Павлово, поселились в заброшенном доме. Там была одна комната, оконце, печь, сени. К нам присоединились другие семьи: фашисты выгнали их из собственных жилищ. Пережить пришлось многое: маму уводили на расстрел, который, к счастью, не состоялся. Нас угоняли в Германию: довели до соседней деревни, забрали всю молодёжь, а нам велели вернуться. Гонимые нашими, немцы рушили всё на своём пути. Помню, как подожгли крайние дома в Павлово, ветер нёс огонь по улице. Такая огненная река как будто текла по небу!
Оккупанты ушли, оставив в окрестных лесах неразорвавшиеся снаряды. Столько человек подорвалось! Особенно детей. Друга моего брата разорвало на кусочки. Сам же брат Иван получил множественные осколочные ранения. Представьте состояние моей мамы: нет ни лекарств, ни транспорта. Брат чудом выжил, стал кадровым военным, артиллеристом. Два осколка были с ним до конца жизни.
Ещё до оккупации нам прислали извещение, что отец пропал без вести. Но вскоре от него пришло письмо. Оказалось, во время боя папу тяжело ранило и засыпало землёй. Солдаты из другой части услышали стон, откопали его и отправили в госпиталь. Он оказался в Ялте. Когда выздоровел, остался служить при военном санатории. Потом приехал за нами и увёз в Крым. Екатерина Липченкова, Тверь
Детей убили за шоколадку
В начале войны мне было семь с половиной лет. В октябре 1941-го немцы начали усиленно бомбить Калинин. По людям также стреляли из пулемётов, которые находились в пролетающих самолётах. Помню растерянность на лицах взрослых, беспокойство, отчаяние. Уже чувствовался дефицит продуктов, жители выстраивались за ними в очереди. Именно такие места выбирали фашисты, чтобы убить больше.
Когда рано утром немцы вошли в Калинин со стороны Пролетарского района, возникла паника. Образовалась колонна беженцев. Вместе мы дошли до Завидово, а там разделились. Одни ушли на Москву, а другие, включая нас с мамой, к железной дороге. У деревни Фофаново меня ранило в обе ноги и бок разрывной осколочной гранатой, сброшенной фашистами с самолёта. На руках меня донесли до госпиталя. Это была деревянная школа, где на соломе плотно друг к другу лежали раненые солдаты. Врач, уставший до изнеможения, сказал, что может промыть раны марганцовкой, а бинтовать их нечем. У бойцов раны были открыты, в них копошились белые черви. Нам объяснили, что они убирают гной.
Нас приютили в одном доме недалеко от сельской школы. В окно мы видели, как уходят наши войска: они отступали сплошной колонной, лица суровые, жёсткие. Уже на другой день в деревню вошли немцы и расселились по избам. К тому времени рана у меня воспалилась, поднялась температура. Как ни странно, помогли мне захватчики: их командир отдал приказ отвезти меня в немецкий госпиталь. Там сделали несколько операций, вытащили осколки, предотвратив гангрену. Врач обязал маму возить меня каждый день на перевязки. Вот так одни немцы чуть не убили, другие - спасли. Без этой помощи я бы умерла.
В нашей избе тоже жили фашисты. Я слышала много разговоров, пока лежала без движения. Как я поняла, немцы, что остановились у нас, сами не хотели войны, жалели людей. Но предупреждали, что будет страшно: за ними идёт карательный отряд СС, любой протест - смерть на месте. Так и случилось. Каратели потом расстреляли многих. Убили двух подростков в упор в живот за то, что те стащили у них шоколадку. Забрали у селян весь скот, пропитание, запасы. Потом пришли наши, и фашисты исчезли.
В январе 1942 года мы вернулись в Калинин. Наш дом был разрушен. Маму мобилизовали на раскопку братских могил на площадях Революции и Ленина. Трупы увозили на кладбища для захоронения. Работали по 15 часов. Выдавали сначала по 500 граммов хлеба взрослым, потом - 800, 300 - иждивенцам. Детям в школе - одну чайную ложку сахара. Мы носили ботинки из парусины, фуфайки, пальто из сатина на вате.
После войны о детях заботились: таких, как я, истощённых и надломленных болезнью, кормили в оздоровительных столовых. Одна из них была в здании современного "Рубина". Я прожила интересную жизнь и поняла, что для земного счастья, безусловно, необходимы трезвость, трудолюбие, бережливость, искренность и любовь. Надежда Пахомова, Тверь
От воспоминаний - не спастись
"Я сам из Калинина, поэтому известие о войне встретил здесь. Она началась стремительно. Помню, нещадно бомбили город. Мы жили в частном доме. Пожалуй, тогда он один уцелел на нашей улице, остальные полностью или частично сгорели. Знаю не понаслышке - зверства фашистов нисколько сейчас не преувеличивают. До сих пор не хочу вспоминать, что они творили. Ведь за каждой жестокой историей - чья-то жизнь и судьба. Хотелось на фронт - отомстить. Душа переполнялась благородной злобой. Она и придала дерзость, с которой на линии огня потом было не так страшно.
В 1943 году меня, 18-летнего парня, призвали. Я уехал учиться военной специальности в Читу на полгода. После отправился на Карельский фронт. Все годы службы был командиром орудия, помощником командира взвода. По Карелии мы передвигались с большим трудом. Сносных дорог для прохождения техники не было. Шли по лесам, вырубали деревья и кустарники, преодолевали болота. Конечно, это сильно замедляло наше продвижение. Но я и мои товарищи, как теперь мне кажется, даже не уставали. Известие о Победе я встретил в Норвегии.
Свою жизнь после войны посвятил флоту. В звании капитан первого ранга вышел на пенсию, теперь - почётный гражданин Московского района Твери. В девяностые годы встречался со своими однополчанами. Было так радостно!
От военных воспоминаний никуда не деться. Нет-нет, да и всплывут в голове страшные эпизоды военной жизни..." Николай Зырев, Тверь