Камнетёс Василий Богданов восстановил больше сотни церквей
Пожалуй, нет ни одной церкви в городе, которой не коснулась бы рука Василия Богданова, единственного Верхневолжского камнетёса старой закалки. Успенский монастырь, храм Трёх Исповедников, Скорбященская церковь и многие другие восстанавливались с его участием.
"Для людей стараюсь"
Кирка, скарпель, молоток и золотые руки - весь нехитрый скарб камнетёса-белокаменщика. А ещё широкая душа и доброе сердце, которое подсказало Богданову единственно верный путь к храму.
Редчайшую профессию Василий освоил не случайно. Однажды в юности Вася попал в деревушку, в которой стояла часовня. Была она наполовину разрушенная, одна стена и большая часть крыши отсутствовали. И в дождь, и в снег приходили сюда молиться местные жители. Ни зонтов не брали, ни шапок, так под ливнем и читали "Отче наш". Парню было непонятно, почему церковь не могут починить - залатать крышу досками, стену тоже можно как-нибудь восстановить. Но один из прихожан объяснил, что чем-нибудь да как-нибудь нельзя. Ведь часовня - белокаменная, и, чтобы вернуть ей первозданный вид, надо найти хорошего камнетёса-белокаменщика.
Так, Богданов впервые узнал о старинной профессии, и, когда его сверстники шли в инженеры и механики, Василий уже не колебался в решении стать белокаменщиком и уже более 30 лет восстанавливает храмы Верхневолжья.
- В Чукавино работал, в Кушалино, на Орше очень много храмов было, и каждый помню до камешка, - улыбается Богданов. - В чём мой труд заключается? Придать церкви изначальный вид, чёрточку за чёрточкой восстановить старую белокаменную кладку, все изгибы повторить. Потом узоры красивые, вензеля из куска белого камня вытесать. Иногда на высоте в десятки метров над землей работаю, чувствую себя ближе к Богу, и понимаю, что не для себя тружусь - для людей, которые в храм приходить будут. На душе от этой мысли светлее становится. Разве банкир какой или олигарх может такое испытать? А я могу!
"Наши камни теплее"
Самая лучшая для Василия - та, в которую душа вложена. Каждый элемент, каждый камень он обрабатывает с любовью. Бывает, может вензель часами маленьким скарпелем вырезать. Прораб торопит - мол, возьми болгарку, быстрее будет. Но мастер новые технологии не признаёт.
- Руками надо всё делать, только руками, иначе грош цена белокаменщику, - считает Богданов. - Я же не магазин выстраиваю, а храм! Разве можно на него сил и времени жалеть? Вон, сейчас молодёжь учится камни тесать. Да только многим всё равно - что церковь, что банк. Шустрые, возьмут в руки электролобзики, пилы и прочие упрощающие жизнь инструменты, тяп-ляп - и готово. А я когда такое вижу, готов сутками работать, да всё переделать, лишь бы по совести было.
Очень трепетно относится мастер и к самим белым камням, которые добывают в специальных карьерах. Плотные и белые, без пор - самые лучшие. Особенно по душе ему камни из наших Старицких пещер добытые.
- Наверно простой человек глянет на кусок белого камня, да дальше пойдёт, ничем он его не зацепит, а я сразу вижу, что вытесать можно и куда поставить, - говорит Василий. - Больно люблю я со Старицким камнем работать. Он роднее, теплее даже. А вы, кстати, знаете, что такое белый камень? Это известняк. На Руси его испокон веков использовали для строительства храмов. И белокаменщики были в большом почёте. В советское время нас тоже ценили, мы от простых каменщиков отличались - в рубашках ходили, элита эдакая. Знал я много хороших мастеров, да не стало их, умерли все, болезнь лёгочная скосила. Век белокаменщика не долог. Когда камень обтёсываешь, пыль стоит - сплошная известь. От неё-то и болячка. Это у нас профессиональное. Но я, тьфу-тьфу, пока держусь. А если и захвораю, так разве ж это страшно? Ради благого дела, ради того, чтобы наши тверские храмы веками стояли!
У Христа за пазухой
В намоленных стенах и работается легче, признаётся камнетёс. Дело своё он очень любит, и, хотя до пенсии осталось всего ничего, труд всей жизни бросать не собирается.
- Пока силы есть - работать буду, а не станет, всё равно без храма не смогу - душой прикипел. За долгие годы работы не раз со мной истории случались, которые доказывали, что я на верном пути. Однажды восстанавливал храм, плиты обрушились, и меня между ними зажало. Да только хоть бы волос с головы упал! Цел остался, ни царапины! А ещё случай помню: камень тесал и руку сильно повредил. Думали люди, что всё - пора Василичу с работой завязывать. Ан нет, через пару дней зажило, будто ничего не случилось. У Христа, говорят, я за пазухой. Ну не чудо ли?
Чудом Василий считает всё, что с ним приключилась: и то, что здоровье до сих пор отменное, и то, что сумел освоить столь благородную профессию. А окружающие самого Василича чудаком считают. Странный человек, говорят, работает хорошо, редчайший мастер, но живёт скромно. В столицу его зовут, деньги немалые предлагают, а он не идёт. Говорит, Тверской земле больше нужен.
- В Верхневолжье храмы красивейшие, по мне так нет им равных. Деньги тут ни при чём, на тот свет с собой их не унести. И, если бы мне жизнь отмотали назад, я весь свой путь заново бы повторил.
Одной масти