«В ОДИН ИЗ ЗИМНИХ ДНЕЙ 1941 ГОДА МАМА НЕ СМОГЛА ВСТАТЬ. МЫ ЛЕЖАЛИ С НЕЙ НА КРОВАТИ В ПОЛУЗАБЫТЬЕ ПОД ВОРОХОМ ОДЕЯЛ. ОПУХШИЕ НОГИ, КРОВОТОЧАЩИЕ ДЁСНЫ, ПОЧТИ ФИЗИЧЕСКАЯ БОЛЬ ОТ ПОСТОЯННОГО ГОЛОДА, ЖУТКИЙ ХОЛОД... МЫ УМИРАЛИ. НАС СПАС ПАПИН ОДНОПОЛЧАНИН. ЭТО БЫЛО ЧУДОМ, В КОТОРОЕ ДО СИХ ПОР ВЕРИТСЯ С ТРУДОМ», - ВСПОМИНАЕТ ГАЛИНА КАРАСЁВА, ЖИТЕЛЬНИЦА ТВЕРИ.
В начале Великой Отечественной войны восьмилетняя Галя жила с родителями и сёстрами в Ленинграде. Все 900 дней блокады она провела в родном и любимом городе. О том, что ей довелось пережить, Галина Семёновна рассказала нашему еженедельнику накануне 72-й годовщины снятия блокады Ленинграда.
СОТРЯСАЯСЬ ОТ БОМБ...
- Галина Семёновна, каким вам запомнилось начало войны и почему вас не эвакуировали?
- Уже в первые дни папу забрали на фронт. Не прошло и года, как он вернулся с Финской войны, и, стосковавшись, мы даже не успели вдоволь насладиться общением с ним. Кто мог, спешил уехать из города. Помню, мы тоже собирали вещи, съездили на вокзал, но почему-то вернулись. Мама сказала: «Остаёмся ждать папу, а уж если суждено умереть, то лучше в родном месте». Нехватка продуктов стала ощущаться в июле 41-го, ввели продовольственные карточки.
Настоящий страх пришёл в сентябре вместе с бомбёжками. Одним из первых я запомнила воздушный обстрел Сытного рынка. Туда я отправилась с сестрой Тамарой за покупками. Снаряды падали на павильон, люди в панике бежали к выходу, давя друг друга, но почему-то все двери были закрыты. Двое мясников с топорами «вырубили» одну из них, и нас вынесло на улицу. А там страшная картина: одна из бомб попала в ремесленное училище, на дороге лежали трупы его учеников, мальчишек лет 15-16. С тех пор Ленинград буквально сотрясался под авиаударами. Фашисты уничтожили Бадаевские склады с продуктами. Земля пропиталась расплавившимся сахаром, маслом. В блокаду её продавали: заливали горячей водой, ждали, когда выпадет осадок, и пили её.
19 сентября бомба попала в наш дом. В тот день воздушную тревогу объявляли несколько раз. Но в бомбоубежище мы не спускались: ждали сестёр, которые должны были вернуться из Пулково, где рыли окопы. Вечером они пришли, измученные, сразу легли спать. И снова завыли сирены. Маму словно кто-то подтолкнул: надо всё-таки спрятаться в бомбоубежище. Валю и Тамару разбудить не смогли. Пошли одни. Внезапно - душераздирающий вой бомбы и удар, помещение моментально наполнилось дымом. В давке меня затоптали и оттеснили от мамы. Было очень страшно. Какой-то мужчина поднял меня и закричал: «Чей ребёнок?» В итоге и мне, и маме помогли выбраться. Чуть позже мы увидели Тамару, всю в крови от порезов, но живую. Валю нашли под завалами, её спасли диванные подушки. Чтобы не слышать самолётов, она накрылась ими во время сна. После этого я не могла говорить несколько дней, а потом пугалась малейшего стука.
...И ПРИВЫКАЯ К СМЕРТИ
- Как вы выжили в том страшном голоде, который нынче, слава Богу, невозможно себе даже представить?
- Самой страшной стала первая блокадная зима. В ноябре в пятый раз снизили норму хлеба: 250 граммов рабочим, остальным - 125. Ранние суровые холода были беспощадны: люди падали замертво - на улице, в очередях за хлебом. Мёртвых хоронили без гробов. Привычная картина того времени: саночки со страшным грузом, завёрнутым в простыню. Вдумайтесь, были организованы пункты сбора трупов! Их вывозили грузовиками.
С нами же в это время случилось чудо. Дойдя до крайности, однажды мы не смогли подняться. Беспамятство сменялось явью. И вот я очнулась от ощущения тепла в ладошке. В моей руке был зажат кусочек сухаря, а на столе теплился огонёк свечи. Над мамой склонился военный. Это был папин однополчанин. Отец попросил его зайти к нам и передать аттестат, по которому семьи военных получали деньги. Папа воевал под Ленинградом, им разрешалось иногда навещать свои семьи. Увиденное настолько потрясло солдата, что он отдал нам несколько кусочков сухарей и дуранды - это спрессованные отходы от отжима масла из семечек. А ведь он нёс их своей голодающей семье! Этим он нас спас. Мама встала и уже до конца войны не опускала рук.
А через пару дней появился папа. Стремительный, быстрый на решения, он договорился, чтобы нас пересилили в другой дом, в комнату поменьше, выменял на махорку (он не курил) печурку, разрубил вещи на дрова, накормил. С собой у него было конское лёгкое. Тогда с довольствием в армии было не очень, и павшие кони зачастую шли в пищу. Помню, как оно варилось в кастрюле и всё распухало, пытаясь вылезти наружу, а мама давала мне этот горячий бульон. Это было такое наслаждение! Через три дня папа ушёл, забрали на фронт и Валю. Тамару увезли работать на завод в Сибирь. Маму взяли на работу в жилищно-арендное кооперативное товарищество. Об этом тоже договорился папа. Была она там за дворника, слесаря, водопроводчика, получала рабочую карточку. На двоих у нас теперь было 375 граммов хлеба. Мама его тоненько нарезала, подсушивала на печурке. Эти кусочки растягивали на целый день, запивали кипятком. Такой разумный подход помог выжить. За блокадные годы папа был ранен трижды, лежал в госпиталях Ленинграда, мы приходили, и он подкармливал нас из своего пайка, чем-то угощали и другие раненые. Вот так папина боль стала нашим дополнительным спасением.
ИСПЫТАНИЕ СОВЕСТЬЮ
- Почему не сломалась детская психика, как выдержала все ужасы?
- От вечного чувства голода и огромной слабости было какое-то отупение. Многие вещи, ужасающие, леденящие кровь в обычной жизни, тогда стали как будто нормой и воспринимались, как во сне. Вокруг постоянно умирали взрослые и дети, страшно намучившись перед смертью. В квартире по соседству с нашей новой комнатой поселились две семьи из Смоленска. Как их сюда занесло, непонятно. Мужчины ушли на войну, остались женщины и дети. Сначала умерли самые младшие. Маленькие трупики не выносили, на них, как на живых, получали хлеб. Холод был такой, что в чашках замерзала вода. Дольше всех держались две мамы и 14-летний мальчик. Я до сих пор помню его голос с каким-то особенным говором: «Мамк, а мамк, а ляпёшки-то помнишь со смятаной, с мёдом. Вот домой-ть то пряедем, напячёшь, мамк?..» В декабре 1941-го они умерли. Все 12 человек... Я спокойно оставалась одна с покойниками за стеной. Страха не было.
- Что, на ваш взгляд, помогло ленинградцам выстоять?
- Даже в таких невыносимых условиях большинство людей не потеряли главное - человеческое достоинство. Порядочные, совестливые и честные остались такими до конца войны. Иногда папе с передовой удавалось с кем-нибудь передать нам махорку, сухарики, немного хлеба. Никогда ничего не пропадало. Измождённые моряки Невской флотилии из последних сил прорубали для ленинградцев в Неве лунки, чтобы те могли брать воду. Осенью 43-го нас с мамой спас солдат, прикрыв собой во время взрыва на улице. Когда шум утих, он поднял меня, подарил луковицу - воистину царский подарок, улыбнулся и сказал: «Живи, ленинградка!»
Но было и другое. Рядом с нами одно время жила молодая женщина. Она работала в столовой, и мама за бидончик пшённой или гороховой каши обшивала и обстирывала её. Сколько она вынесла вот таких вот бидончиков и поменяла на вещи, золото! Границы морали у всех свои.
ПОМНИТЬ И ЖИТЬ
- Как вы встречали известие об освобождении Ленинграда?
- Все вышли на улицу и кричали от счастья. Был салют! Стоял грохот от стрелявших орудий, светили прожектора, и впервые за это время затемнённый Ленинград осветился светом. В этом же году мы уехали к папе под Киев - после третьего тяжёлого ранения его отправили обучать пополнение для армии. У меня обнаружили затемнение лёгкого, на фоне дистрофии мог развиться туберкулёз. Как отличались те сытые места от нашего замученного города! Меня рассматривали, как диковинку, жалели. День Победы тоже встречали там. Вернулись только в 1946 году. Жили очень тяжело, голодно, но, что удивительно, в послевоенном городе были созданы все условия для досуга детей - запросто ходили на занятия в Эрмитаж, в разные кружки. Только успевай!
- 27 января в стране отмечается День снятия блокады Ленинграда. Вы ощущаете интерес к этой трагической страницы войны у других людей?
- Меня радует, что потихоньку мы выходим из так называемого безвременья 90-х. Я чувствую это по молодёжи. Раньше, когда на встречах с ребятами я рассказывала историю своей семьи, часто встречала полное равнодушие. Теперь дети слушают, плачут, сопереживают. Блокада Ленинграда должна остаться в людской памяти, несмотря ни на что. Это было страшное время, и его невозможно забыть!
ДОСЬЕ
Галина КАРАСЁВА. Родилась в 1933 г в Ленинграде. В 1961 г. вместе с супругом, военным, переехала в Калинин. С 1962 по 2010 годы работала в НИИ-2. Автор книги «Детство в блокаде». Вдова, есть две дочери, внук и внучка, два правнука.
ВО ВРЕМЯ БЛОКАДЫ НА ЛЕНИНГРАД УПАЛО 148 478 ФАШИСТСКИХ СНАРЯДОВ.