Ржевские события ныне признаны одной из главных трагедий в военной истории. Судьба ржевитян, оказавшихся буквально в кровавом котле, ужасает. Большинство из них погибло, но некоторые были эвакуированы, а затем вернулись в родные места. Каково им пришлось? Об этом «АиФ в Твери» решил рассказать старый и верный читатель Владислав Панов.
Владислав Степанович родился через месяц после начала Великой Отечественной войны. Его первые детские впечатления связаны с голодом, бытовой неустроенностью, страданиями родных. Воспоминания школьного возраста – с гибелью товарищей, подрывавшихся на минах, оставленных фашистами. Когда читаешь его развёрнутое длинное письмо, перед глазами встаёт жизнь тех времён глазами мальчишки. В преддверии Дня памяти и скорби мы публикуем фрагменты воспоминаний Владислава Панова.
Шесть дней отроду
– Я родился недалеко от места, где ныне построен величественный мемориал Советскому солдату: в деревне Муравьёво. До войны она насчитывала более трёхсот дворов. С незапамятных времён её жители в основном занимались кузнечным делом. Мои родители жили в своём доме вместе с моим дедом. Тот в молодости служил в лейб-гвардии его Императорского Величества Семёновском полку, в охране императора. Правда, об этом не распространялись.
Жили мы, не тужили. Отец работал во Ржеве на военном заводе «Склад 40». Почти сразу после начала войны предприятие стало готовиться к эвакуации. В цехах объявили фамилии сотрудников, которым предстояло вместе с семьями приготовиться к отъезду. В их числе был и мой отец. Дедушка Иван ехать с нами отказался. На него и оставили небольшое хозяйство: кур, поросёнка, овощи да картошку на огороде.
Моя мама была беременна. 22 июля 1941 года родился я. А через шесть дней к дому подъехала машина и отвезла нас на станцию, где формировался эшелон. Из имущества взяли лишь то, что смогли унести в руках. Куда нас повезут, никто не знал. Немецкие самолёты несколько раз бомбили поезд, обстреливали его из пулемётов. Иногда эшелон останавливался и все разбегались в разные стороны. Отец прежде всего беспокоился, как бы не погибла моя мать. Тогда бы и ребёнку, то есть мне, грозила неминуемая смерть, поскольку питался я только молоком матери.
Но, слава Богу, после долгой и опасной дороги эшелон прибыл на конечную станцию. Это был город Алатырь Чувашской АССР. Нас приютили в частном доме три женщины – родные сёстры, мужья которых ушли на фронт. За период, который мы у них жили, эти женщины стали для нас родными. Они очень нас выручали, и мы бесконечно им благодарны.
От голода – в обморок
Жить на чужой земле с грудным ребёнком без налаженного быта было неимоверно тяжело. Из продуктов в магазинах ничего не было. Чтобы купить что-либо по карточкам, приходилось стоять в огромных очередях: моя мама теряла в них сознание от голода. Первое время она оставляла меня с этими женщинами, а сама ходила менять на продукты всё, что было привезено с собой: какие-то носильные вещи. Чтобы принести килограмм зерна и немного картошки, надо было идти в дальние деревни, потому что ближайшие были уже пустыми – там приезжие побывали ещё раньше. Помню название одного самого дальнего села, куда приходилось ей ходить, – Ждамирово. Мама рассказывала, как страшно было возвращаться оттуда ночью, потому что случались нападения волков и в том районе, по слухам, появлялись дезертиры.
Завод, где работал отец, расположился на территории гармонной фабрики. Там стали делать и ремонтировать стрелковое оружие и артиллерийские орудия, начиная от 45-мм пушек и заканчивая орудиями ЗЧС и огромными гаубицами. С фронта привозили орудия, получившие в боях сильные повреждения: их восстанавливали и отправляли обратно. Отец рассказывал, что в самое тяжёлое время в 1941-42 годах приходилось восстанавливать даже экспонаты, которые привозили из музеев. На заводе им давали вторую жизнь, и они ещё послужили Родине. На предприятии восстанавливали и стрелковое оружие. К нашему сараю привезли большую кучу прикладов от винтовок и автоматов, которые выписывали для рабочих в качестве дров на топливо. Работали круглые сутки без выходных, с маленьким перерывом для отдыха. Отец выполнял одновременно работу слесаря, сварщика, кузнеца и клепальщика, был награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».
От завода через какое-то время отцу дали комнату в трёхкомнатной квартире, в деревянном доме на втором этаже. Под нами жил начальник полигона, где отстреливали изготовленное или отремонтированное оружие. У этого офицера был сын Саша, мой ровесник. Офицер иногда брал нас на полигон. Пушку цепляли к американской машине «Додж», куда садились два бойца, Сашин папа и мы. На полигоне стояло длинное строение, заполненное ящиками со снарядами. Мы с Сашей забирались в это здание: боялись грохота выстрелов. Сидели там, зажав уши. С потолка на нас сыпались опилки и пыль. Таких поездок было не так много, но я помню их до сих пор, хотя был тогда совсем маленьким.
Всё имеет свой конец, закончилась и война. В 1948 году моими родителями овладела тоска по родине, и они решили вернуться домой. Ржев мы застали полностью в руинах, хотя потихоньку жизнь уже возвращалась в город. В деревне Муравьёво многое тоже было разрушено, в том числе и дом, где я родился. На его месте была яма, заросшая высокой крапивой. Как говорили очевидцы, когда уходили немцы, дом заминировали, а потом туда вошёл дед Иван, произошёл взрыв, и он погиб. Деда похоронили, а дом разобрали на дрова.
Мы стали жить у родителей моей мамы. В небольшом доме – девять человек: дед Григорий, мой отец Степан, я, остальные женщины. Шесть мужчин из нашего рода погибли на фронте. Потом мой отец с товарищем купили старый дом, перенесли его на новое место, подремонтировали и стали в нём жить: мы в одной половине, а товарищ с семьёй за стеной – в другой.
От мин гибли дети
Рядом с деревней кругом оставались следы войны. На крутых берегах реки были вырыты огромные ямы. Очевидцы говорили, что там укрывались немецкие танки. Хотя местность не один раз осматривали минёры, всё равно было много неразорвавшихся боеприпасов. Мальчишки, подростки, проявляя любопытство, подрывались на минах. У многих были оторваны кисти рук, получали и другие увечья.
Рядом с моим домом жили два мальчика: Женя и Саша. Они учились в четвёртом классе, а я в третьем. Мы дружили, иногда ходили на бывшие продовольственные склады, находили там разные интересные предметы, хотя родители нас за это ругали. Отцов у Жени и Саши убили на войне. И вот однажды собрались мы снова гулять. Меня в этот день родители попросили посидеть с младшей сестрой. И вдруг среди дня мы услышали сильный взрыв, в небо поднялся столб дыма. Почти сразу у дома Жени раздался нечеловеческий крик и стон. Через несколько минут многие жители, и я в том числе, вопреки запрету матери, прибежали к тому месту. Мы увидели дымящуюся воронку, тело Саши без ног, без головы. А тело Жени полностью разорвало на части. Так я потерял своих друзей. Если бы родители не оставили меня дома, я был бы с ними.
Однако жизнь продолжалась. Отец работал кузнецом в артели «Молот». Такие артели создали по всей стране и объединили под общим названием «Потребкооперация». Работали вручную с раскалённым металлом. Кузнец клещами вытаскивал из горна раскалённую заготовку и клал её на наковальню, где под ударами маленького молотка кузнеца и больших молотков молотобойцев рождалось готовое изделие. В 50-х годах для кузницы построили большое кирпичное здание на 16 горнов, с вентиляцией, с пневматическими молотами. Но труд оставался таким же тяжёлым и горячим. Мать воспитывала моих двух сестёр и брата, которые родились после войны.
Недалеко от нас расположена деревня Хорошево. В одном из её домов когда-то была хорошая библиотека, мы ездили туда за книгами – летом на велосипедах, зимой на лыжах. В школе нас водили туда на экскурсию и рассказали, что в этом доме во время поездки на фронт останавливался Сталин. Показывали кровать, где он спал, стол, где подписывал документы, в том числе указ о проведении первого победного салюта в честь освобождения Орла и Курска. Теперь на этом доме висит мемориальная доска.
Ради нас с вами
Все мы выросли, у всех теперь дети, внуки. Но никто из них не прожил такой жизни, как наши родители и мы – дети войны. И деревня Муравьёво сегодня совсем другая. Мы во Ржев ходили пешком по грязной дороге, а сейчас проложен асфальт, ездит автобус, проведён газ, есть цифровое телевидение. Вроде бы всё благополучно. Но раньше в деревне была сначала семилетняя, а затем средняя школа, детский сад, почта, два магазина, медпункт, библиотека, правление колхоза, артель «Молот»… А сейчас только почта и фельдшерско-акушерский пункт. Не деревня, а дачный посёлок.
Наконец пришло время, когда наша страна собралась с силами и вспомнила о тех сотнях тысяч бойцов и командиров, кто в самую горькую годину отдал свои жизни, проявляя невероятные героизм и мужество, перенося страшные душевные и физические страдания ради нас с вами. Нашу память и печаль теперь воплощает мемориал Советскому солдату. Глядя на него, я всегда вспоминаю песню про белых журавлей. И сердце сжимается от боли.
Кстати
Изделия кузнецов деревни Муравьёво до революции получали награды на международных выставках. В 1873 году в Вене их топоры получили золотые медали, в 1886 и 1908 годах в Лондоне – золотые и серебряные медали.
Муравьёво упоминается в исторических документах как место известного кузнечного промысла ещё в XV–XVI веках. Царь Иван Грозный заказывал здесь оружие для своих воинов.
