Фермер Вадим Рошка из Старицкого района – неисправимый оптимист. Молодой, коренастый и энергичный, окончивший в своё время духовную семинарию, он убеждён: если ты любишь людей и своё дело, если не ждёшь у моря погоды, то всё получится, как бы ни было трудно.
Нынешний аграрный сезон с его холодами, засухами и тропическими ливнями серьёзно проверил жизненную позицию Рошки на прочность. Но он остался верен себе. «Урожай, конечно, не очень, но если уберём всё до последней картофелины, то будет нормально», – улыбается фермер.
Природа наоборот
– Вадим, как идёт уборочная? Что уродилось, а что нет?
– У аграриев практически каждый год тяжёлый, но этот в особенности. Весной было много воды из-за снежной зимы, мы не смогли вовремя выйти в поле. Когда всходы потребовали тепла, на дворе стоял холод. А когда злакам подошёл срок куститься и потребовалась вода, наступила дикая жара: 37 градусов в тени полтора месяца. Такого не было даже в огнеопасном 2010-м.
Почти у всех селян Верхневолжья урожай в этот раз меньше, чем в прежние годы. Зерновые мы, к счастью, успели убрать до наступления ненастья. Сейчас под дождями убираем картофель: придётся его просушивать перед закладкой на хранение, а это дополнительные расходы. В стране и без того подорожали удобрения, химические вещества для борьбы с вредителями, топливо, электроэнергия, стройматериалы… Финансовые потери большие, причём во многих регионах.
– Приспосабливаясь к изменению климата, Франция ввела ежегодные компенсации своим аграриям за потери урожая в общем объёме 600 миллионов евро. Рассчитываете ли на государственную помощь вы, фермер России?
– У меня другой подход: бизнес есть бизнес, случиться может всякое, всё нужно предвидеть и просчитывать. Если, открывая дело, ты изначально ждёшь «подачки» от государства, то нет смысла заниматься сельским хозяйством. Рассчитывать надо на собственные силы, в том числе страховать урожай и риски, диверсифицировать возделываемые культуры. Я бы рекомендовал такой подход всем своим коллегам. Но если государство компенсирует аграриям часть убытков нынешнего года, это, безусловно, будет неплохо. В Тверской области, кстати, размер компенсаций растёт, но на всех пострадавших их, увы, не хватит.
– Взлетевшие цены на солярку и электричество, по словам фермеров, – их основная проблема. Какой удар это нанесло по отрасли?
– Киловатт электроэнергии для сельских предприятий стоит уже 10 рублей. А оборудование у нас энергоёмкое: сушилки зерна, доильные аппараты, системы жизнеобеспечения ферм и т.д. Расходы мы вынуждены закладывать в стоимость сельхозпродукции. В итоге растут цены на продукты, и люди обвиняют в этом нас, хотя мы не виноваты. На сельском хозяйстве, если честно, зарабатывает кто угодно – энергетики, производители и продавцы топлива, перевозчики, но только не аграрии. Например, наша ферма сейчас получает меньше прибыли от картофеля, который сдаёт по 20 рублей за килограмм, чем в те времена, когда мы сдавали его по десять.
И это не всё. Год назад кубометр доски стоил 8 тысяч рублей, сейчас – 20 тысяч. Тонна металла в прошлом году стоила 46 тысяч рублей, в этом году – 120 тысяч. Непонятно, с чем связан столь бурный рост. Что, древесину стало сложнее добывать, а металлы – извлекать из руды? Что поменялось-то?!
Сетевая диктатура
– Маленькие фермерские хозяйства по-прежнему не пускают в крупные торговые сети. А они вам на самом деле очень нужны?
– Сами по себе они нам и даром не нужны. Но смотрите, что произошло. Сотни открывшихся в нашем регионе магазинов под федеральными брендами буквально задушили местные торговые точки, через которые мы сбывали свою продукцию. Так, население Старицы – порядка 7 тысяч человек, и здесь почти не осталось маленьких магазинчиков. Федеральные сети не берут на продажу продукцию местных фермеров, предлагая отвезти её в распределительный центр, откуда её развезут по регионам и магазинам. Причём окончательное решение, куда именно развозить, остаётся за торговыми сетями. Срок годности нашей продукции – пять-шесть дней. К тому времени, когда она попадёт на прилавки, он истечёт. Не имея рынков сбыта, маленькие хозяйства разоряются и закрываются.
– Может, будущее – за интернет-ярмарками, а традиционные рынки уйдут в историю?
– Мы принимаем заказы через интернет и сами доставляем продукцию покупателям. Но там свои проблемы. Наш средний чек невелик: 200–400 рублей, а доставка может обойтись в 500. Если включать эти затраты в стоимость товара, он подорожает примерно в 2,5 раза, а если не включать, придётся работать себе в убыток. «Живые» ярмарки хороши для тех, кто торгует сельхозпродукцией время от времени, например для личных подсобных хозяйств. Фермеры же могут перерабатывать тонну молока в сутки. Для нас ярмарки – рекламная площадка, форум по обмену опытом и место для общения.
Когда наиграемся в агрохолдинги?
– Что, на ваш взгляд, эффективнее – крупные холдинги, фермерские хозяйства или, может, совхозы и колхозы?
– Думаю, что мы какое-то время помыкаемся с крупными агрохолдингами, наиграемся в них, а потом вернёмся к малым формам хозяйствования. Уверен: за ними будущее, потому что каждый работник такого предприятия заинтересован в его развитии. Если мы хотим, чтобы не было заросших земель, государству нужно стимулировать на селе именно малые формы.
Скажу на примере нашей фермы. Рядом – четыре деревни, почти все жители работают у нас, знают друг друга много лет: вместе росли. Мы обрабатываем 1500 гектаров земли, наладили несколько производств и собственную схему сбыта продукции. Каждый старается внести свою лепту в общее дело. Кто мы, по сути: колхоз, то есть коллективное хозяйство, или единоличная ферма с наёмными работниками? Моё мнение: это не важно. А важно, что у 50 старицких семей есть работа и зарплата, а деятельность наша рентабельна и созидательна.
– Как решить вечную проблему пьянства на селе?
– Ситуация действительно непростая. Люди пьют всё больше, и, глядя на одних, начинают пить другие. Раньше в колхозах и совхозах была пропаганда трезвого образа жизни, работали вытрезвители, пьяниц и стыдили, и разговаривали с ними по-товарищески. Эффект, может, был и небольшим, но сейчас и этого нет. Всё пустили на самотёк.
У нас на ферме есть двое пьющих сотрудников, оба в своём деле хорошие специалисты. Им не поручаются ответственные задания, что сказывается на их зарплате. Даже в отгулы отпускаем, когда у них «горит», если, конечно, не идёт посевная или уборочная. Пробовали кодировать – пока безрезультатно. Говорим с ними, стараемся понять, чем можем помочь. Я убежден, что пьянство – это болезнь, от неё надо лечить. И первый шаг к выздоровлению должен сделать сам пьяница, признав, что он болен.
Не ведитесь на суррогат
– Ваша ферма прославилась благодаря сырам. Почему вы взялись за это направление?
– Сыроделием мы занялись не из-за санкций, а потому что одно время некуда было сбывать молоко, его скупали за бесценок. А Старица с советских времён славилась как один из крупнейших производителей сыров. И мы подумали: почему бы не возродить сырное производство? С нами был человек, когда-то работавший инженером на старицком комбинате, он разыскал сыроваров – бывших сотрудников. Дело пошло. Мы сразу решили, что не будем копировать новомодные иностранные марки, а вернём на столы россиян советские сырные бренды, выпускавшиеся в Старице.
– Дайте совет: как отличить качественный сыр от посредственного?
– Настоящий сыр должен быть твёрдым или полутвёрдым, тяжёлым и стоить в магазине не меньше 800–1000 рублей за килограмм. Если дешевле, то это, скорее всего, сырный продукт или вообще непонятно что, потому что себестоимость полутвёрдого сыра двухмесячной выдержки (а меньше выдерживать запрещено национальными стандартами) – порядка 700 рублей. В сетевых магазинах сейчас много так называемого молодого сыра стоимостью 400–600 рублей за килограмм. В нём есть молоко, в которое просто добавили ускорители созревания, поэтому это не самый плохой продукт. Некоторые люди, пытаясь определить качество сыра, поджигают его. Но в составе любого сырного изделия есть жир, и он будет гореть, так что это не показатель.
– Сколько же стоит вырастить или сделать чистый в экологическом плане продукт – без ГМО, пестицидов и ускоренного роста?
– Себестоимость килограмма натурального творога – 280 рублей. Но на прилавках представлен в основном ароматизированный творожный продукт, себестоимость которого – 60 рублей за килограмм. Торговые сети продают именно его, потому что из-за дешевизны он охотнее раскупается, на него можно сделать высокую торговую наценку. Людей фактически заставляют питаться дешёвым суррогатом.
Нашей стране давно надо сделать так, как во многих других государствах, где на прилавках – две зоны. В зелёной – натуральные продукты, они дороже. В красной – продукты с добавками, пальмовым маслом и т.д., они дешевле. Люди осознанно выбирают, что сберечь – здоровье или деньги. Мы предлагали Минсельхозу России сделать это ещё десять лет назад, но воз и ныне там.
– Вы бы посоветовали жителям Тверской области заняться сельским хозяйством?
– Безусловно, да. Скажу больше: именно сейчас – то время, когда им нужно начинать заниматься. Возможно, даже кто-то переосмыслит свою жизнь и переедет из города на село, как это уже сделали три семьи, поселившиеся у нас в окрестных деревнях. Они просто сбежали из Москвы, обзавелись коровами и овцами и потихоньку развивают свои хозяйства.
Коллегам же я желаю не унывать. В экономике есть периоды подъёма и спада, спад нужно перетерпеть и продолжать делать своё дело. Я считаю, что в итоге всё будет хорошо.
Досье
Вадим Рошка. Родился 21 декабря 1983 года в Молдавской ССР. Выпускник Кишинёвской духовной академии, также окончил Тверскую сельскохозяйственную академию по специальности «Управление и менеджмент». Работал таксистом, инспектором ГИБДД, строителем, наёмным директором. Свой агробизнес начал с выращивания кроликов, кур, уток и гусей. Женат, двое детей.
