Уходят тихо. Руин храмов в Тверской области больше, чем в других регионах

В тверской области 1200 разрушенных храмов – больше, чем в других регионах России. Когда-то они были местом притяжения жителей, а теперь о былом величии напоминают лишь развалины. Нужно ли их восстанавливать и за чей счёт?

Доживают свой век

Прежде в Тверской губернии на тысячу человек приходился один храм. Почти все они были уникальными: с неповторимыми архитектурой, росписями, иконами, утварью, хорами, богослужебными и приходскими традициями. Многие сельские церкви часто были грандиознее столичных, московских. И всё это было уничтожено в XX веке.

В деревне Бойцово Старицкого района одиноко доживает свой век заброшенный храм Толгской иконы Божией Матери. Вокруг него – непролазные заросли летом и высоченные сугробы зимой. В деревне Мелтычи в таком же положении храм Константина и Елены: на его полуразрушенной крыше успели вырасти деревья. В Ржевском районе остатки Скорбященской церкви на Никольском погосте зияют посреди поля, а вокруг – никого и ничего. В Калязинском районе рушится церковь Илии-пророка...

Их сотни, этих храмов, в которых когда-то бурлила жизнь. А сегодня туда заглядывают лишь редкие туристы, чтобы сфотографироваться на фоне развалин, да радетели наследия – чтобы успеть запечатлеть руины, пока они не рассыпались в прах.

По дороге на Бежецк есть село Кушалино, в котором находится шатровая церковь Одигитрии (Смоленской иконы Божией Матери) 1592 года, построенная великим князем Симеоном Бекбулатовичем. В 1930 году этот храм закрыли и отдали под клуб, в результате чего оказались утраченными все интерьеры. В 1991 году его вернули церкви, которая начала восстановительные работы, но этого оказалось явно недостаточно. Состояние храма таково, что в феврале Тверской совет Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры включил его в перечень 18 памятников Тверской области, которым требуется немедленная помощь.

Право на жизнь

А вот церкви Спаса Преображения в селе Рогожа Осташковского района, построенной в 1770 году, в каком-то смысле повезло. 90 лет назад её закрыли и передали местной моторно-тракторной станции, потом здесь размещался Музей природы Селигерского края. Лишь полтора года назад храм вернули церкви. Только благодаря тому, что здесь последние десятилетия находился музей, храм не разрушился. Но это не значит, что ему ничего не угрожает. В селе Рогожа всего шесть человек населения да несколько десятков дачников. Следить за состоянием церкви, кроме них, некому.

В этой связи специалисты Тверского государственного объединённого музея высказали здравую мысль: один из способов спасения разрушающегося храма – придать ему двойное назначение. Утром это музей, а вечером – культовое учреждение, в котором будут проводиться службы. Но, к сожалению, в каждом из разрушающихся храмов сделать это невозможно.

Комментарий

Архитектор, заместитель председателя Тверского регионального отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры Татьяна Туманова:

– Большинство бесхозяйных, разрушающихся храмов являются объектами культурного наследия, то есть представляют историко­культурную ценность. А утрачивая наше наследие, мы уничтожаем нашу идентичность.

В настоящее время, когда нет пользователя, необходимо дать возможность прожить зданию ещё какое­то время. Для этого следует провести консервационные работы. Также нужно организовать фиксацию здания и его элементов, чтобы в случае полной утраты сохранились характеристики строения. Беда в том, что бесхозных объектов очень много и большинство из них находится в плачевном состоянии.

Когда появятся предложения по дальнейшему использованию памятника, будут проведены реставрационные работы. Нужно ли восстанавливать прежний облик здания­памятника, если он разрушен, а документов, зафиксировавших его облик, не сохранилось? Существует множество методик, которые позволяют восстановить с большой достоверностью утраченные элементы объекта. Это и есть научная реставрация, которая основывается на тщательном изучении оставшихся фрагментов, историко­архивных исследованиях, изучении стилистических особенностей здания и т.д. А насколько точно будут проведены исследования, определит историко­культурная экспертиза.

От первого лица

Митрополит Тверской и Кашинский Амвросий:

– Храм жив только тогда, когда в него ходят люди. Большинство полуразрушенных храмов сегодня находится в обезлюдевших местах. Даже если случится чудо и мы все вместе – Церковь, прихожане и меценаты – восстановим их, без людей храмы вновь начнут разрушаться через некоторое время. Ведь это не только центр духовной и молитвенной жизни, это ещё и здание, которое надо отапливать, следить за его состоянием, ремонтировать. Если нет жителей, прихода и общины, то заниматься этим некому.

У митрополии нет средств, чтобы своими силами восстановить сотни церквей. За счёт пожертвований прихожан и меценатов это тоже стало делать практически невозможно: средства нужны настолько колоссальные, что и государство не берётся восстановить то, что во времена гонений за веру было уничтожено. Сегодня ситуация такая: в нашем обществе слишком много проблем, чтобы восстанавливать те храмы, в которые никто не будет ходить.

На мой взгляд, сейчас очень важно сосредоточиться на строительстве церквей в тех местах, где люди уже живут и куда приходят жить. Это может быть, например, существующий микрорайон в городе или новостройки.

Способны ли мы теперь быть такими же, какими были те, кто строил храмы и наполнял их? Увы, пожалуй, уже нет. Но я молюсь и верю, что наступит время и народ наш вновь обретёт силу. Если не мы, то наши дети, внуки или правнуки. Для этого и надо, чтобы там, где люди живут теперь, были храмы. Если не будет их, эту пустоту заполнит что­то иное – то, что уже никогда не позволит нам быть способными увидеть Небо.

Мнение

Искусствовед, координатор проекта по общественному мониторингу архитектурных, исторических и природных памятников Верхневолжья «Тверские своды» Павел Иванов:

Архитектуру и монументальное искусство, как и вообще культуру, можно сравнить с большой книгой: это определённого рода текст с иллюстрациями, примечаниями и сносками.

Церковное зодчество – глава в ней, а храмы – её страницы. Зачастую церковь и то, что в ней находится, – единственное, что сохранилось от нескольких десятилетий культуры прежних времён, и ничего больше то время нам в память о себе не оставило.

Ещё нужно понимать, что старая культура была локальным явлением. Одна – в Твери, другая – в Торжке, третья – в Ржеве. Если мы сохраним для изучения средневековую церковь в Твери, это не означает, что мы имеем право пренебречь остальными средневековыми церквями.

Каждая потеря такого памятника, как храм, – это потеря колоссального объёма информации: о людях прежде всего, о том, чем они жили, как видели мир, что для них было главным, а что второстепенным.

Я бы хотел отдельно остановиться на одном из немногих сохранившихся образцов деревянных храмов-башен, известных теперь в основном только по рисункам, – храме Иоанна Предтечи в Ширковом погосте. В нашем регионе и соседних он единственный, да к тому же уцелевший на своём исконном месте. Это объект культурного наследия с федеральной, то есть высшей категорией охраны. Поэтому вопрос о том, надо ли сохранять такие памятники, в принципе не может стоять – это однозначно необходимо, в том числе и по закону об охране культурного наследия. Охранять в Ширкове необходимо не только его, но и стоящие рядом с деревянной церковью постройки: каменный храм, часовню, а также и в целом окружающий ландшафт. Я скажу так: храм-ветеран гораздо ценнее мемуаров о нём. Ширков погост неисчерпаем для исследователя, туриста, верующего, и его можно и нужно изучать вживую, а не только по книгам.

Кстати

В 2021 году планируется завершить реставрационные работы в Борисоглебском монастыре Торжка – одной из старейших православных обителей России (год основания – 1038­й).

Денис КУЗНЕЦОВ